острых и чутких, улавливающих каждый шорох. Хвост нервно подрагивал, помогая мне сохранять равновесие на узких тропинках между деревьями. Лапы — почти человеческие, но с мягкими подушечками и чуть загнутыми когтями — цеплялись за землю, пока сердце колотилось в груди, отдаваясь эхом в рёбрах. Я сбежал. Сбежал от неё — от хозяйки, чьи ласковые слова скрывали холодный блеск скальпеля. Она хотела меня «починить», как выразилась ветеринарша, — стерилизовать, лишить части меня самого. Нет уж, я не дамся.

За спиной послышался треск веток и приглушённые голоса. Ловцы. Их тяжёлые ботинки топтали лесную подстилку, а запах пота и металла доносился до моего чуткого носа. Я оглянулся — издалека мелькнули тёмные фигуры, и что-то свистнуло в воздухе. Сеть! Она развернулась, как паутина, но я пригнулся, почти касаясь земли животом, и рванул в сторону. Сердце заколотилось ещё сильнее, адреналин хлестал по венам, а уши прижались к голове от страха. Ещё одна сеть пролетела мимо, задев кончик хвоста — я вздрогнул, ощутив лёгкий укол, но не остановился. Лес был моим союзником: я проскальзывал между стволами, нырял под ветки, пока их крики не начали затихать вдали.

Я оторвался. Дыхание вырывалось короткими облачками в прохладном воздухе, а мышцы дрожали от напряжения. Я прислонился к дереву, чувствуя, как шерсть на загривке встаёт дыбом от каждого шороха. Надо было передохнуть, найти укрытие. И тут я её увидел.

Она вышла из-за кустов — высокая, с тёмными волосами, завязанными в небрежный хвост. Обычная одежда, джинсы и куртка, никаких сетей или ловушек. Просто человек. Я насторожился, но она улыбнулась — мягко, тепло, как будто знала, что мне нужно. «Эй, ты потерялся?» — голос её был низким, успокаивающим. Я замялся, но усталость взяла своё. Хвост расслабился, уши чуть приподнялись. Она подошла ближе, не делая резких движений, и я не отпрянул.

«Бедный котик,» — сказала она, протянув руку. Пальцы коснулись моих ушей, и я замер. Это было… приятно. Она почесала за ухом, и я невольно закрыл глаза, ощущая, как тепло её ладони растекается по голове. Напряжение уходило, мышцы размягчались, а из горла против воли вырвалось тихое мурчание. Она засмеялась — не насмешливо, а ласково — и провела рукой по моему загривку. Я подался вперёд, подставляя шею, чувствуя, как её ногти скользят по коже, вызывая мурашки. Это было так знакомо, так правильно. Я почти забыл о ловцах, о побеге, о страхе.

И тут — щелчок. Что-то холодное и твёрдое сжало мой загривок. Прищепка. Я дёрнулся, но было поздно. Тело мгновенно обмякло, будто кто-то вытянул из меня все кости. Ноги подкосились, руки повисли, а хвост безвольно упал на землю. Я рухнул на колени, уткнувшись лицом в траву, и только глаза могли двигаться — я вращал ими, пытаясь понять, что происходит. Дышать получалось, но каждый вдох был медленным, тяжёлым, как будто воздух стал густым. Она стояла надо мной, уже не улыбаясь, а её голос стал деловым: «Вот и всё, котик. Пора домой.»

Паника вспыхнула внутри, но тело не слушалось. Я хотел закричать, зашипеть, вцепиться когтями — но ничего. Только дыхание и взгляд, бессильно скользящий по её лицу. Она присела, погладила меня по голове ещё раз, и я почувствовал, как тепло её руки контрастирует с холодом предательства. Потом меня подхватили — чьи-то сильные руки, не её, — и мир закружился. Меня несли, грузили в машину, а прищепка всё давила на загривок, держа меня в этом странном оцепенении. Я слышал гул мотора, ощущал тряску, но не мог пошевелиться. Внутри бушевала злость, страх, бессилие — а снаружи я был просто мягкой куклой с кошачьими ушами и хвостом, возвращённой туда, откуда сбежал.