Или произошло бы так [если подсесть и вложить член в ладошку, см. «Тред номер один» про то, как Ковальчек переглядывался с автобусной тян]: вкладываю, значит, член в ладошку, а она его хватает, обнажает головку и кричит на весь автобус: «ЛОЛ, смотрите, какой у этого анончика НАВИГАТОР!»

Все оборачиваются, а я ничего не могу сделать: хватка крепка — хуй не высвободить, не спрятаться — пакетов и сумок с собой нет, ближайшее и единственное с твоей стороны сиденье, не обозреваемое из прохода, занято как раз тянкой, а до противоположного конца нужно долго бежать, да и не отпустят тебя — член-то захвачен, не отрезать ведь. Пассажиры время от времени оглядываются, и мне не объяснить им, что это тян повёрнутая — если я на такую нарвался, значит, скорее всего, со мной самим что-то не так. Ещё несколько остановок девушка фиксирует это неловкое положение, намертво зажав ствол в кулачке прямо под основанием конуса головки.

Стыд медленно отступает, открывая дикое возбуждение, но пальцы злодейки упираются в основание головки так, что не натирают её саму и вообще остаются неподвижными — никакой стимуляции, только выставление на обозрение. Пассажиры приходят и уходят, среди них есть и набожные бабки, и сорокалетние рабочие, и парни-ровесники, и такие же девушки, самые смелые из которых смотрят в упор и неприкрыто улыбаются. Тян не отвечает на их взгляды, предоставляя право информирования мне. Но я не могу им ответить: я страстно желаю кончить, а их взгляды — лишь только дополнительные уколы, распаляющие меня до безумия, заставляющие мои яйца ныть, а сердце — стучать.

Наконец тян смотрит в окно, затем на часы, проветривает мою обнажённую головку почти до самой остановки, а затем встаёт, не отпуская меня, доводит до выхода из салона, демонстрирует моё достоинство людям, ожидающим своих автобусов на приближающейся остановке, улыбается мне, выпускает из руки многострадальный хуец и выходит, оставив меня с каменным стояком наружу в глубокой фрустрации.